На девятилетнюю Сильвию набросились двое грозных мужчин.
— Они схватили меня за плечи и зажали рот. Хотя я и не пыталась кричать, — вспоминала Кристель. — Петер завел мне руки за спину и салфеткой связал их. А дядя Ганс высунул толстый, розовато-коричневый язык и шевелил им, как шипящая змея. Он сжал в своих огромных ладонях мое маленькое лицо, запрокинул мне голову и наклонился, чтобы достать до моей шеи языком. У него при этом текли слюни! Он медленно облизывал меня до самых висков. И я чувствовала, какой горячий у него язык. В этом было что-то неизведанное. Но тетя Алиса спасла меня.
— Что такое тут происходит? — вскрикнула она, войдя в гостиную и включив яркий свет.
— Ничего! — откликнулся Ганс. — Мы просто… играем!
— А я в этот момент освободилась от салфетки, стягивающей мне руки. И она упала к моим ногам… — вспоминала Сильвия.
На следующий день ее родители с позором выгнали управляющего их небольшого отеля — «дядю Ганса». Девочка, провожая взглядом извращенца, была на седьмом небе от радости.
— Он заставлял меня все съедать с тарелки. А если я не слушалась, тыкал моим лицом в горшок с горчицей, — вспоминала Кристель. — Однажды за то, что отодвинула тарелку, Ганс со всей силы вонзил в мою руку вилку. И эти четыре отметины остались на всю жизнь! Он мстил мне за то, что однажды на кухне ночью я застала его целующимся с любовником…
Теперь с адом вроде бы было покончено. Сильвия и не подозревала, что впереди ее ждет гораздо более суровое испытание — развод матери и отца.
«Не выношу сношений!»
— Родители любили друг друга. Но их брак назвать счастливым нельзя, — рассказывала актриса. — Мама была пуританских взглядов. Считала секс греховным делом. «Я не выношу сношений! — сказала она мне, напившись после того, как папа в очередной раз в бешенстве ушел из дома. — Ненавижу, когда твой отец приходит и, воняя потом, спиртным и скотиной, пытается залезть под одеяло, чтобы войти в меня. Я слишком узенькая, понимаешь?» Я, еще дитя, затыкала уши и убегала! Нестерпимо было даже думать, что папа и мама не выносят друг друга! Послушать мать — так мы: я, сестра Марианна и мой братик Николя, вообще непонятно как родились… А отец терпеть не мог, когда его отвергали, и искал утешение на стороне. Но всегда возвращался. Мать же замыкалась в себе, на автомате занимаясь делами отеля.
Все в жизни этой семьи менял только… алкоголь.
— Спиртное возвращало отцу радость жизни, — рассказывала Сильвия. — Тогда он играл, пел, шутил. Становился моим клоуном. Благодаря алкоголю мать была разговорчивой, слова так и рвались из ее души… Алкоголь в мою жизнь тоже вошел с раннего детства. Мама, чтобы заставить меня, грудную, уснуть, клала мне на губы тряпочку, в которую заворачивала кусочек сахара с каплей теплого коньяка… Позже на ночь я допивала то, что оставалось в стаканах посетителей в баре нашего отеля…
Когда Сильвия отправилась учиться в католический интернат для благородных девиц, первое, что она попросила на ночь, — коньяка, чем ввергла в шок сестер-воспитательниц. В ответ те посоветовали девочке… читать перед сном молитвы…
А потом
Рана в сердце на всю жизнь!
— Я поехала на каникулы. Вся наша семья была в сборе. И тут папа заявил, что ему нужно сообщить что-то важное. Открылась дверь, и вошла женщина. «Это моя новая жена!» — сказал отец.
Мать Сильвии стояла, опустив голову. Она смирилась. Сильвия бросилась к отцу: «Папа, вы не сделаете этого!» — «Не могу, доченька, я слаб…»
И тогда Сильвия накинулась на ненавистную тетку.
— Я хотела ее убить, растоптать, раздавить! Видеть ее кровь! — вспоминала Кристель. — От моих ударов она упала на пол. Но даже слезинки не проронила, упрямая тварь! Гнусное насекомое!
Родители с трудом оттащили дочь от разлучницы. Целый день Кристель продержали в комнате под замком. И она смирилась. В интернате ее учили: «Держитесь царственно, выше голову!» Она так и сделала. Но рана в ее сердце от развода родителей осталась навсегда…
— Меня словно разрезали, разорвали, — говорила актриса. — И хотя прошли годы, это было самым печальным, что произошло в моей жизни!
