В своих фильмах о Великой Отечественной — «Военно-полевой роман», «Анкор, еще анкор!», «Верность» — Петр Тодоровский ярко показал нам то, что видел и пережил сам.
— Благодаря войне я и стал снимать кино, — признавался Петр Ефимович. — Как-то, уже перед победой, в Германии увидел человека в плаще, который достал небольшую кинокамеру и навел ее на лица солдат, сидевших устало после боя. И я подумал: «Какая замечательная профессия! Люди чудом остались живы, многие ранены, но их лица в этот миг останутся на все века!» В тот момент я решил, что после окончания войны пойду учиться на кинооператора.
И эта мечта сбылась — Тодоровский стал сначала оператором, потом — режиссером и уже сам рассказал всем о той страшной войне…
Мама плакала всю войну
На фронт Петр попал 18-летним мальчиком. Мать провожала его со слезами.
— Когда началась война в 1941 году, мой старший брат Илья служил на границе, — вспоминал режиссер. — Он пал в бою одним из первых. И хотя в списках погибших Илья не значился, мама почувствовала его смерть. И все же надеялась до последнего. Она проплакала всю войну. Во дворе под навесом у нас постоянно горела плошка с паклей, как лампадка…
Она молилась за своих сыновей. Ведь вскоре и младший отправился на войну. И только материнская любовь спасла его от пули в эти страшные годы!
— Сначала, в 1943 году, я попал в Саратовское военно-пехотное училище, — рассказывал Тодоровский. — Как-то наш взвод послали на остров на Волге — пилить дрова. На месяц уехали туда — возвращаемся, а никого в училище нет! Всех подняли по тревоге, — и на Курскую дугу! А там была мясорубка, все погибли, а мы спаслись…
После училища Тодоровский командовал пехотным взводом. Это настоящие герои, потому что им нужно вставать из окопа и бежать прямо под пулями на врага вперед.
— Очень страшной была первая ночь на передовой, — вспоминал кинорежиссер. — Я, новичок в гимнастерочке, попал под артобстрел. Это жуть: все взрывалось, а я лежал, прижавшись зубами к земле, — от страха меня всего колотило. Потом, когда немного утихло, один сержант посмотрел на меня: «Пойдемте, я вам шинель найду. Без нее никак». Не забуду, как мы снимали ту английскую шинель с убитого, и я оказался лицом к лицу с мертвецом. Это был самый жуткий момент на войне, а ведь чего я только не навидался! Потом уже сам вел в атаку людей, делая вид, что мне не страшно. И хотя есть, говорят, примета, что с убитых ничего нельзя снимать, а то сам погибнешь, я в этой шинели проходил долго. А ранило меня и контузило уже в новой. От взрыва снаряда нас засыпало тоннами песка. Меня и еще одного парня успели откопать, а третий — задохнулся…
Петр Тодоровский прошел всю войну, до самой Германии.
«Зато я вернулся живым…»
— Помню 8 мая 1945 года на Эльбе! — рассказывал режиссер. — Мы с тяжелыми боями вышли к мосту, а по ту сторону уже стояли американцы. И вдруг — тишина. И река, и трава, и слышно, как птицы поют. И мы повалились на эту траву, сбросив вонючие портянки. Мой фронтовой друг Сережа тут же заснул, и на грязный палец его ноги села бабочка. И вот тогда я понял: война кончилась! Хотя она меня еще долго не отпускала. Слишком много было пережито, но зато я вернулся живым и обнял маму, любовь которой и сберегла меня! А вот останки старшего брата нашли в лесу ребята-поисковики лишь через 60 лет и идентифицировали его только по именному ордену…
