— Елена Васильевна, вы — человек верующий?
— Да. И поэтому уверена, что мы… не умираем. Умирает лишь наша шкурка, а душа живет вечно. Смерти я давно уже не боюсь. Спокойно приму ее, когда Господь решит, что уже пора. Я даже придумала, что такое рай. Там душеньки прозрачные, и все друг друга знают. Если ты светел и добр, то попадешь в это прекрасное место. А подонков и поганцев ждет ад. Я же — вроде неплохая тетка. Так что верю: Бог позволит мне петь и на Небесах! Это моя мечта! (Смеется.) Кстати, я однажды уже умирала.
— Как это?— Слишком погрузилась в образ. Вообще умирала я почти во всех своих операх. В «Царской невесте», «Пиковой даме»… Но такого, что испытала, играя Кармен в первый раз (в 1972 году. — Прим. ред.), не было больше никогда! Случилось это на сцене театра Переса Гальдоса на Канарских островах. Когда меня убил Хозе, я упала. И вдруг чувствую, что умираю… по-настоящему! Жизнь будто вытекала из меня по каплям. Сознание затуманивалось, а в голове металось: «Боже, какая глупость умереть такой молодой, удачливой и красивой! Зачем? Почему? Мне так страшно! Господи, куда я иду?!» Потом увидела, что скольжу по белому коридору навстречу яркому свету. Меня охватило блаженство. Но тут раздался шум. «Прибой…» — подумала я, продолжая лететь. А это были аплодисменты! Меня стали поднимать, поздравляя с «потрясающим выступлением». А я хлопала глазами, понимая, что уже не в тоннеле, а за кулисами, в окружении артистов. И такая радость охватила меня, что я не умерла! Это ощущение большого, распирающего счастья я помню до сих пор.
«Пять лет пела слепая»
— Партию Хозе неоднократно исполнял с вами Пласидо Доминго. Красавец, голос дивный! Наверное, вы были в него влюблены?— Я? (Смеется.) Нет! А вот он в меня — да! Но я была очарована его приятелем. И когда Пласидо стал оказывать знаки внимания, сказала: «Знаешь, дорогой друг, ты — очень хороший дядька, и все тетки от тебя без ума. Но я не люблю толстых!» Он тогда был молодой и весьма в теле. Взвился: «Я похудею — обещаю!» — «Ну, вот тогда и поговорим!» А потом у себя в номере я обнаружила громадную корзину с цветами, духи «Голубой час» и записку: «Мадам, я всегда — у ваших ног». С Пласидо Доминго мы знакомы 45 лет. Недавно виделись, и он мне вдруг сказал: «Ох, Елена, вот дураки мы были! Как же так у нас ничего не получилось?!» Я рассмеялась. Думаю, я — единственная женщина, которая отказала Пласидо Доминго. Потому что все знакомые дамы ходили за ним по пятам, млели и были готовы на все!
— А правда, что в «Кармен» вам как-то сломали руку прямо на сцене?— В Мариинском театре. Партнер забыл меня уронить и, допев, ушел в кулисы. Я расслабилась, а он возьми и вспомни! Выбежал — и ка-а-ак толкнул! От неожиданности я рухнула на руку. Пришлось вызвать «скорую». Врачи в антракте сделали обезболивающее и наложили шину. Четвертый акт я допевала, укутавшись шалями, чтобы не было видно мою «производственную травму».
— А почему в больницу сразу не поехали?— Ну, вот еще! Зрители-то в чем виноваты? Они пришли, заплатили деньги. Я и слепая пела почти пять лет…
— То есть?— Каталась на велосипеде, упала, стукнулась головой, и у меня произошло отслоение сетчатки глаза. Ничего не видела! Все вокруг скрылось в белесом тумане. Ходила на ощупь, с помощью мужа Альгиса, а на сцене меня водили партнеры. Один плюс — дирижерам пришлось подстраиваться под меня, а не мне к ним, как это водится.
— И как же вы прозрели?— Испанский офтальмолог сделал две операции. Ох, сколько чудесных минут я испытала, когда впервые за пять лет смогла подробно рассмотреть листву на деревьях, маленькую птичку и прочесть все вывески!
«Куда ж без пластики?»
— Елена Васильевна, смотрю на вас и удивляюсь — кожа гладкая, лоб ровный…— Киса моя, мне 75 лет, и у меня — ни одной морщины. Неужели ты думаешь, это «дар природы»? Пластика, конечно. Куда нам, артистам, без нее? Я и не скрываю: у меня была одна, но большая, пластическая операция. После нее я постоянно навещаю своего хирурга, который и шлифует мою «молодость». Ботокс, лазерная хирургия, ну и так далее. Чего здесь стесняться? Наоборот, по-моему, ты таким образом высказываешь уважение почитателям своего таланта. Они хотят видеть красивое лицо, а не бабушкины брыли!
— То есть старости вы боитесь?— Не боюсь. Потому что человек только тогда становится старым, когда перестает любить. Все равно — кого или что. Людей, животных, искусство, саму жизнь, наконец! Я не перестаю и не перестану.
— Оптимизм и энергия из вас так и хлещут! И 25-летние позавидуют!— Не надо завидовать! Надо жить! Жадно, радостно и по-доброму. И относиться к неприятным, но неизбежным вещам с улыбкой. Вот опять, что касается старения нашей шкурки. Это же очень смешно! Мне по утрам трудно вставать. Рыдать теперь, что ли, из-за этого? Вот еще! Звоню Синявской: «Тамара, ты обхохочешься, как я сегодня вставала!» — «Как?» — «Сначала на коленки, потом кверху попой и лишь затем приподнялась и двинулась!» — «Надо сделать съемку скрытой камерой, — смеется она. — И потом «склеить» с твоим выходом на сцену! Вот это будет бестселлер!» Так что смейтесь, верьте и любите! И будет счастье!
